История искусств Тамары Леонидовой

Однажды Тамара Леонидова задумала написать книгу о художниках... Увы, в магазине эту книгу не купишь. Издали ее небольшим тиражом, а в Тюмень привезли и вовсе крохи, которые в два счета раздарили-распродали друзьям, знакомым и просто интересующимся.

На презентацию, которую устроили в институте искусств и культуры, Тамара Леонидовна приехать не смогла — она давно не живет в Тюмени. Но для тех, кто хорошо знал ее — как друга, коллегу, бескомпромиссного профессионала, талантливого автора — это стало хорошим поводом собраться и поговорить о дорогом человеке. А заодно вновь пережить события собственной молодости, вспомнить необычные встречи, и порадоваться тому, что у Тамары Леонидовой ныне все хорошо.

Однажды... Этим словом начинается любая история, будь то сказка, быль, невзначай припомнившийся случай из жизни или смутная мечта о будущем. Однажды — это всегда неожиданность, чудо, подарок судьбы, обещание, надежда, нечто такое, что нельзя спланировать и предсказать. Это просто происходит...

Конечно, искусствовед обязан контактировать с художниками, что называется по долгу службы. Анализировать их творчество, говорить о них и писать. Но всякая работа — отчасти рутина.

Отправляясь на выставку или в мастерскую живописца, никогда не знаешь, что тебя ждет — обыденность, разочарование или открытие... За годы Тамара Леонидова открыла для себя немало людей, мест, подлинных дарований и искренних, не закосневших душ.

Собран целый архив. «Это автографы, анкеты, рисунки, почеркушки и фотографии художников, с которыми меня связывала работа и личная дружба, — пишет Тамара Леонидова в предисловии к книге. — Но это не просто коллекция «знаков»: за каждым штрихом художника его лица «необщее выраженье», досказанное словом. Остались в памяти голоса, манера говорить, жизненные ситуации и поступки.

Так родилась идея этого сборника. Его страницы — результат долгих задушевных разговоров и вдумчивых совместных познаний, творческих поисков и быстрых узнаваний собеседника. Это попытка понять художника как личность, стать его единомышленником».

Свою книжицу в пол-альбомного формата, вместившую целых «25 сюжетов о художниках», Тамара Леонидова назвала «Однажды...».

В этом слове — вся магия жизни.

В этой книге — целый мир, утверждает Людмила Кайгородова из областной научной библиотеки. Но так часто говорят. И Кайгородова поясняет: «Особенность этой книги каждый откроет для себя сам. Это как лес. Кто-то видит цветы, кто-то огромные деревья, кто-то вдруг услышал кукушку, кто-то заметил муравейник. Эта книга — лес, огромный лес, мудрый лес архетипических образов».

Однажды...

«И перед нами разворачивается мозаика — притчи, сказки, мысли, образы, портреты. Книга выстроена строго. Никакой пестроты. Черно-белая документальность, особая изысканность языка. Для того, чтобы подчеркнуть яркость, эмоциональность образов, судьбы художника, его видения мира, не нужны цветные репродукции. Нужно слово искусствоведа.

...Названия очерков... как отрывки из песен. И уже зачин — однажды — поднимает нас над обыденностью. Это главное качество хорошей книги».

А вот что говорит Наталья Паромова из музея изобразительных искусств: «Тамара Леонидовна — человек чрезвычайно активной воли... Узнав о выходе этой книги, я очень за нее порадовалась.

Книжечка не большая, не роскошная, выглядит скромно, но читается на одном дыхании.

У Тамары Леонидовны свой стиль. Некоторым искусствоведам этот стиль не нравится. Они говорят, что ее статьи похожи на статьи журналиста. Я лично в этом большой беды не вижу.

Журналист журналисту рознь. Можно сделать материал, основанный на сплошных прибамбасах и сенсациях, который будет ни уму, ни сердцу. А можно сделать материал глубокий, теплый, человечный.

Статьи Тамары Леонидовны часто появлялись в газетах. По сути дела, половина материалов в сборнике — это газетные статьи. Некоторые люди собирают и хранят вырезки из газет.

Но все же газета живет недолго. Поэтому очень отрадно, что статьи Тамары Леонидовны удалось объединить в настоящую книгу».

Не подумайте, будто эти семь десятков страничек — весь творческий багаж Леонидовой. Об одних только художниках у нее готово четыре папки материалов. «Где бы еще спонсора найти...» — вздыхает Людмила Кайгородова. Сборник «Однажды...» помогли издать уфимские художники. Из Тюмени Тамара Леонидовна уехала в Уфу, где ее ждали новые знакомства и новые чудные открытия. Большую часть книги составляют истории о художниках Уфы. Но и тюменцы не забыты.

Ведь «именно в Тюмени она начала проявлять себя как искусствовед, — замечает Наталья Паромова. — В Екатеринбурге Тамару Леонидовну знают, потому что она прогулялась по мастерским всех художников. Прогулялась... я в это слово вкладываю смысл отнюдь не праздный. Тамара Леонидовна вообще не отличается праздностью. Даже когда приходят на чай, на огонек, ее непосредственное общение с мастером всегда выливается в определенное представление о человеке, о личности, о творчестве. И это представление находит выражение в публикациях».

Тюмень стала началом ее профессиональной биографии. Но что привело Леонидову на стезю искусствоведа? Ведь училась на механика и была направлена работать на мотоциклетный завод.

Наверное, дело в том, что однажды...

Есть еще и другой сказочный зачин — жили-были. Так вот: жила-была в уральском городке Ирбите маленькая девочка по имени Тома, а по фамилии Речкалова. Потом девочка вырастет и фамилия у нее поменяется, но многие по старой памяти так и будут звать ее Речкаловой. Впрочем, это совсем неважно. А важно, что дом, в котором жила девочка Тома, был похож на сказочный теремок.

«Мое детство, — вспоминает Леонидова, — прошло в доме бабушки Анисьи, стены, простенки, потолки и двери которого были расписаны известным уральским мастером второй половины XIX века Халявиным, среди удивительных домотканых вещей и утвари из глины, бересты, дерева».

Трудно сказать, понимала ли тогда девочка Тома, что живет в сказке. Но став взрослой и выйдя в большой мир, она, должно быть, почувствовала, что в этом мире ей чего-то не достает... У взрослых свои сказки, но и в них должны быть красота, и тайна, и свои герои, и свои нежданные однажды.

«Художники Михаил Брусиловский и Геннадий Мосин впервые приобщили меня к искусству. Еще один счастливо встретившийся мне человек Дмитрий Сергеевич Ленин, наш начальник ИКБ, помог уволиться с Ирбитского мотоциклетного завода, не отработав обязательные после техникума три года, и я с дипломом механика настырно год за годом поступала на искусствоведческое отделение Уральского государственного университета».

Наталья Паромова объясняет: «Она просто душой чувствовала искусство».

Свое университетское знакомство с Леонидовой называет мимолетным. Вместе изучали теорию и историю искусства.

Случалось, разговаривали, обсуждали лекции, делились планами на будущее.

«Потом наши пути пересекались в музее изобразительных искусств, — продолжает свой рассказ Наталья Паромова. — И при довольно странных обстоятельствах. Я увольнялась из музея, чтобы поехать с мужем в Ленинград — а Тамара Леонидовна именно в это время пришла в музей. Потом мы вернулись в Тюмень, мне надо было устраиваться на работу. Тамара Леонидовна увидела меня, говорит. «Как хорошо, что ты приехала, я буквально через неделю ухожу из художественной школы, давай на мое место».

Они как бы наследовали друг за другом работу...

В минувшую пору тюменских искусствоведов, а были это по большей части молодые дамы, посылали на Север приобщать нефтяников к высокому и светлому. Эти поездки в не обустроенные еще города и поселки становились довольно рискованным приключением. «Тебя высаживали с вертолета, с фотографическим штативом, маленьким слайдоскопом и набором коробок со слайдами, — возвращается в прошлое Наталья Паромова. — Аэродром — четыре бетонных плиты, кругом — тайга. Пока летели, сверху видели балки. Видимо, поселок газовиков. Но вот ты на земле, вертолет улетел, и ты не знаешь, куда идти. Ничего, кроме тайги, не видно...

Меня сбросили десантом читать лекции по искусству.

Мужикам, которые сутки трудились. Я смотрю на них и вижу, что они хотят просто есть и спать. Какая тут лекция по искусству? Но они почему-то радуются. Говорят: «Хорошо, что не кино. Кино мы уже видели, а лекцию еще не слышали».

В начале 80-х годов Тамара Леонидовна совершала рейды с воздуха по тем же точкам, что и я в 70-е. Потом говорила мне: «Представляешь, некоторые тебя помнят!» А ведь прошло 8—9 лет...» Просветительская работа трудна, важна и совершенно необходима. Нет в этой профессии дел неважных, ненужных.

Но первейшее достоинство искусствоведа — это умение видеть талант. И не скрывать увиденного.

Журналист Нина Цехнова считает, что в хорошем искусствоведе есть «какое-то родительское начало». Скольких Леонидова поддержала, скольких ободрила, твердя: «Ты талантлив». Нередко двух этих слов довольно, чтобы спасти в человеке художника...

Говоря об искусстве, она редко прибегает к искусствоведческим терминам. Только когда это к месту, подчеркивает Наталья Паромова, убежденная, что именно так — живо, понятно и должен изъясняться искусствовед.

«Я по-прежнему преподаю в детской художественной школе.

Бывает, ребятам нужно подготовить реферат или письменную работу о художнике, и я теряюсь, не зная, какую литературу рекомендовать... Приносит мне ученик книгу, я говорю: «Не читай, пожалуйста, это написано нечеловеческим языком».

Представляете себе: «Архитектоника данного произведения построена на встречающихся ритмах... его семантические особенности...» Что это за каля-маля? Что мы увидели за этим? Ничего».

А в очерках Тамары Леонидовой виден человек... Особенно удался ей, считает Паромова, портрет самодеятельного художника Дмитрия Змановского из поселка Кондинский, хотя основой для него стала единственная встреча, одна беседа, длившаяся пару часов. Этого хватило, чтобы сложился образ художника... «неспешная манера разговора, его необычная, заповедная любовь к искусству. Сегодня так любят искусство очень редко».

И такая же заповедная ныне скромность.

«Кондинское, знала я, славится лесом, рыбой, пушниной, ягодой. [...] А один из местных жителей сообщил мне доверительно: «У нас здесь живет настоящий художник...» Наутро я пересказала Дмитрию Михайловичу эти слова. Он только что управился по хозяйству, мы присели с ним на крылечко. Он заразительно засмеялся: — Так и сказал? Чудной».

Позже в письме признался: «Насчет включения в сборник материала обо мне... испытываю неловкость».

Зато не побоялся пригласить жителей поселка к себе домой смотреть картины. Писал-то родные места. Хотелось показать их красоту. С тех пор, видно, и пошла слава о настоящем художнике...

Тамара Леонидова рисует не только портрет Змановского. «Мы даже видим пространство села Кондинское. Огромный простор, огромную реку. И все это умещено буквально в несколько строк... У Тамары Леонидовны особый дар быстро схватывать творческого человека «.

Но если решите, что она по-матерински добра к каждому, кто взял в руки кисть — ошибетесь. Потому, должно быть, ее рассказы о художниках получаются такими правдивыми и точными, что она не любит, не желает фальшивить.

За это Леонидову нередко называют категоричной, даже резкой.

«Доводилось слышать такие жалобы: «Пришла Речкалова, посмотрела на мои работы, тут же развернулась и ушла. Я ее приглашал, хотел, чтобы она обо мне написала. Спрашиваю прямо: «Вам что, не нравится?» И она, этак посмотрев на меня, отвечает: «Да, не нравится!» Это характер, — заключает Наталья Паромова. — Так не каждый сможет».

Еще бы! «Я уважаю именно такой характер. Она не способна на конъюнктуру. Пусть мне не нравится, но я профессионал, я вынуждена что-то написать, хотя бы формально... А она говорит: «Не могу. Режь меня — я не могу формально писать.

Мне нужен живой материал, особенный, не сухой».

А чтобы оживить собственные записки, без того не скучные, Леонидова дает слово самим художникам...

Змановский: «В сущности, в мире нет выдумки. Воображение — та же реальность. Вот черное крыло тучи закрыло небо, и только аленький кусочек голубого. Взял бы и отвел всю эту чернь, чтобы небо вновь стало чистым. Так бы хотелось».

Здесь же отрывки из писем, стихи... «Художники зачастую плохо говорят, — отмечает Людмила Кайгородова. — считают, что за них все скажут краски. Некоторые вообще косноязычны, не могут высказать мысль. А Тамара Леонидовна подвигает художника выражать себя в слове. В этих письмах — глубокая философская, нравственная красота, которую высветила лучом своего особого дара Тамара Леонидовна».

Один очерк посвящен северному писателю Юрию Вэлле.

Зачем? Не лучше ли о художниках побольше рассказать? Но ведь писатель — тот же художник слова... А, главное, история Вэллы помогает лучше понять Север, его искусство, которое так или иначе проникает, вплетается в творчество тюменских художников, какого бы корня они ни были.

Рассказ свой Тамара Леонидова начинает цитатой: «...Сижу я на крыльце нашего музея. Слева от меня песчаный яр, на котором когда-то стоял чум Ысчетки-шаманишки, справа — Капитаяй-бор, куда ушли мои дочери собирать ягоду. И чего я сегодня вспоминаю о прошлом?» (Юрий Вэлла. «Вести из стойбища»).

А музей не совсем музей и даже не музей вовсе, а уголок исконного северного мира, и все экспонаты там «используются по прямому назначению... Поздний гость здесь может устроиться на ночлег, друзья — собраться вместе за чашкой чая».

Мечтает Вэлла, чтобы не только людям было в этом месте привольно, но и духам-лунгам... чтобы самому Духу Севера, отовсюду гонимому, нашлось в нем прибежище.

Леонидову познакомил с Вэллой герой другой ее статьи — фотохудожник Николай Гынгазов. «Я рада, что Тамара не обошла вниманием этого человека, который так любит Север и так выразительно воплощает его в своих работах», — говорит Наталья Паромова.

А тюменский раздел называется «Какого цвета Север?» Самый южный человек в этой компании и самый именитый художник — тобольский косторез Минсалим Тимергазеев.

«Сейчас он мастер, мэтр, деятель арт-бизнеса. А Тамара пишет о его ранних работах, необычайно интересных, о влиянии нэцке...

Сегодня Минсалим работает уже в другом стиле. И очень хорошо, что Тамара Леонидовна захватила этот период молодого Тимергазеева и оставила память о живом общении с тогда еще малоизвестным художником...» Был у Тимергазеева ученик Павел Няданги, мальчик из ненецкого поселка Нори, который вернулся домой, чтобы перевернуть нерадостную жизнь земляков. И перевернул, казалось. Однажды... Нет, хэппи-энд у этой сказки не сложился.

«Вера Павла скоро разрушилась. [...] И опять запил народ пуще прежнего. Опустились руки у мастера. Так обычно и закончилась необычная в тех местах история».

Остались только воспоминания да бюст «дедушки» Ленина, который «Павел изваял при помощи ножа, топора, столовой ложки и нескольких мешков цемента». А еще стихи... «нехитрые вирши», как называет их Тамара Леонидова.

Вот над поселком кружит винтокрылая птица.

Избы прощально махают платками дымов.

Вы обязательно, Нори, мне будете сниться, Будут мне сниться окошечки белых домов.

«О современных художниках мы знаем мало, — сетует Паромова.

— Наша жизнь слишком суетна. Мы редко бываем на выставках, в музеях, в галереях. Сейчас Тамара Леонидовна живет в Москве, где ритм жизни гораздо жестче. И тем не менее, у нее большой круг общения...» Но Москва была уже потом. А уехав из Тюмени в Уфу, Тамара Леонидова скучала. Часто звонила в музей и в художественную школу, писала занимательные письма. «Здесь осталась часть ее жизни, часть ее сердца. Здесь живет ее дочь, здесь ее родители.

И когда она приезжала в гости, то обязательно забегала к коллегам, спрашивала, как дела, что к чему. И показывала некоторые маленькие публикации об уфимских художниках».

Среди башкирских историй Леонидовой Наталья Александровна выделяет одну — посвященную Адие Ситдиковой, которая «лишь в сорок с лишним лет взяла в руки кисть, чтобы еще столько же счастливых лет провести за мольбертом, с наслаждением занимаясь живописью».

Внимательному посетителю тюменского музея изобразительных искусств имя Ситдиковой знакомо. Ее натюрморты представлены на выставке из фондов музея «Пространство в большом и малом».

Наталье Паромовой очень нравятся картины Ситдиковой. А сама художница показалась необыкновенной личностью. Сорок счастливых лет за мольбертом... «Счастье» здесь ключевое слово. Даже статья названа «Счастливый человек — Адия Ситдикова».

«Вроде бы самое обыкновенное заурядное лицо, дешевые очки, потертый платочек. Встретишь на улице — неужели скажешь, что это художник? Никогда! Совершенно рядовая бабушка.

Работы Адии Ситдиковой меня пленили сразу. В них такая чистота, такой свет! Она пишет натюрморты и интерьеры, работает темперой или пастелью, в своеобразном холодноватом колорите. Помню ее работу под названием «Хозяйка убралась».

Чистая, воздушная комната, танцующие на ветру занавески, красивые вымытые пиалы с национальным орнаментом, большой кувшин... и люлечка, где спит младенец. Все дышит таким миром, таким покоем, такой отрадой, что тут же хочется в этот деревенский дом.

С Адией Хабибулловной я познакомилась на выставке.

Подошла к ней, выразила свой восторг... Она улыбается, мнется, потом говорит: «А знаете что? Пойдемте ко мне в гости, чай пить, у меня есть чакчак».

Потом мне сказали, что Ситдикова всегда носит чакчак с собой.

Стряпает на неделю вперед большую гору этого сверкающего медового лакомства. Заворачивает в чистое полотенце и носит с собой в сумке. Вдруг с кем-нибудь встретится — надо же угостить... Понимаете, какой она человек? Рисовать Ситдикова начала спонтанно. Потом ее направили в поездку, которой она страшно испугалась, — на стажировку на подмосковную творческую дачу, которую еще Репин строил.

Она говорила: «Как я поеду, там московские художники, профессора — и я, из деревни, я же ничего не умею...» Но все-таки поехала, начала учиться. «Московский мастер ставит натюрморт, а я не могу при всех... Мне стыдно, страшно.

У меня все кривое, косое, не такое. Я пойду по мастерским, найду какой-нибудь кувшин, какое-нибудь яблочко, закроюсь в сарае на все замки и рисую сама. Потом приду, под дверью послушаю, что мастер говорит, какие советы дает — и бегом в сарай рисовать».

Когда в разговоре с Тамарой Леонидовной я упомянула о Ситдиковой, она сказала, что это человек совершенно золотой».

Людмила Кайгородова усматривает тут особую логику. «Многие отмечают, что Тамара Леонидовна умеет видеть неординарных людей. Но человек видит в окружающих только то, что он несет в себе сам. Уникальность откликается на уникальность. Тамара Леонидовна как камертон...» И пусть ее «непосредственный, легкий и в то же время проникновенный дар слова реализуется еще» не однажды, а многожды. Таково пожелание Натальи Паромовой. «Чтобы мы смогли узнать о людях, с которыми живем бок о бок, и в которых, может быть, не видим особенную жилку, богом данный талант, замеченный и раскрытый Тамарой...» Ей и самой очень хочется поделиться своим «опытом проникновения в иные миры», в красках и штрихах слов воссоздать образы особенных людей, с которыми довелось встретиться на жизненной дороге, запечатлеть лица, высвеченные во тьме прошлого «памятью-фонариком». Трудно это. Как-то сложится? Хорошо, что нынешнее время Леонидову «не раздражает и не угнетает». Такой человек, как она, всегда найдет себе дело, в которое можно окунуться с головой. А, значит, однажды...