Юмор

Как ни странно, одна из маргинальных «рубрик» — это «Юмор». Странность состоит в том, что многие до сих пор воспринимают Хармса едва ли не как юмористического писателя, тексты которого направлены преимущественно на то, чтобы вызвать смех. На самом же деле у Хармса совсем немного произведений, где в центре юмор и только. Хотя, разумеется, юмор присутствует практически во всех его прозаических — и даже чрезвычайно мрачных — текстах.

«Письмо» «Дорогой Никандр Андреевич...» — избыточно длинное (для Хармса). Это юмористический текст. И юмор этот довольно примитивный. Во многом он построен на постоянных, непрекращающихся повторах («сразу подумал, что это письмо от тебя», «сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал...», «ты женился», «...я очень рад...», «потому что, когда...» и т. д. одно и то же — и так без конца). Комичность усиливается нелепым на этом фоне замечанием о том, что «буквально нет времяни», а поэтому автор не успевает о многом рассказать¹. В общем, текст основан на идиотизме автора письма. В дальнейшем Хармс будет делать это и интереснее, и более замысловато. Хотя и здесь содержится скрытый элемент: пишущий письмо, видимо, сам убеждает себя в том, что Никандр Андреевич женился (о чём сказано более десяти раз). Хотя письмо, в котором это, по мысли героя, должно сообщаться, он, судя по всему, ещё не читал.

Сложнее сделан следующий текст, построенный на стилевых контрастах, которые и создает комический эффект. «Старичок чесался обеями руками» — предельно сниженное действие. Однако далее следует неадекватно обстоятельное разъяснение: «Там, где нельзя было достать двумя руками, старичок чесался одной, но зато быстро быстро. И при этом быстро мигал глазами». В следующей части несовместимы квази-научный высокий стиль («Из паровозной трубы шёл пар или, так называемый, дым») и сниженная лексика («И нарядная птица, влетая в этот дым, вылетала из него обсаленной и помятой»). В следующей части патетика («Он ждал, что все скажут: какая сила характера!») неадекватна своему предмету («Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться»). Закономерно, что «никто не сказал ничего». В следующей части комизм основан на несоответствии лексики и предмета описания (слово «висок» употребляется применительно к собаке: «Если собака войдет, — думал Хвилищевский — я ударю её этой костяной ручкой прямо в висок!»), которое ещё усиливается тривиальностью ситуации («собака обнюхивала дверь»). В предпоследней части загадочное (или заурядное — читателю неизвестно) происшествие («...Из коробки вышли какие то пузыри») контрастирует с последующими действиями и репликами Хвилищевского («Хвилищевский на ципочках удалился из комнаты и тихо прикрыл за собою дверь. "Черт с ней! — сказал себе Хвилищевский. — Меня не касается, что в ней лежит. В самом деле! Черт с ней!"»). Может, тут есть и отголоски страха перед сокрытым. В последней части присутствует то же стилистическое несоответствие, даже в рамках одного предложения: «Хвилищевский прищурил правый глаз и с достоинством вышел из залы». Предложение закончилось на высокой ноте, однако тут же следует снижение: «Но ему всё таки показалось, что он слышал, как хихикнул Цуккерман».

Наверное, к «юмору» стоит отнести текст «Шура, Коля и Федя сломали дверь и громко смеялись своей забаве. Но вот пришёл сам математик и выдрал их ремнём. Сколько тут было крика и шума! Из Вены приехала Мария Абрамовна и долго ворчала, узнав как тут, без неё, вели себя молодые люди». На первый взгляд, это рассказ про все эти события и всех этих людей. «Но это неверно...». Почему? А потому, что «молодые люди всегда хотят кому ни будь насолить и всё делают очень быстро. А к старости все дела замедляются. Не от лени, а именно от старости. Но уж лучше когда от лени». Рассказчика мало занимает рассказываемая им история, а вот тема «старости» — ещё как. «А когда стары человек начнёт что ни будь рассказывать, это всегда длиться очень долго и рассказ конца не имеет». Это точно. «Только какой ни будь случай заставляет замолчать старого человека. Пароходы идут на Елагин остров». Это текст о рассказчике. Юмор в том, что только «пароходы, идущие на Елагин остров», заставили его замолчать.

Юмор миниатюры «Хотите, я расскажу вам рассказ про эту крюкицу...» весьма незатейливый. Он построен на том, что рассказчик забыл очень простое слово: «курица». Все остальные предлагаемые им варианты («крюкица», «кирюкица», «курякица», «кукрикица», «кирикрюкица», «курикрятица», «кирикурюкица», «кирикукукрекица») намного замысловатее.

Сложнее с миниатюрой «Окунев ищет Лобарь». «С самого утра Окунев бродил по улицам и искал Лобарь. Это было нелегкое дело, потому что никто не мог дать ему полезных указаний». Можно увидеть здесь лишь поверхностный юмор: неудивительно, что никто не мог дать указаний, поскольку непонятно, что это такое (как минимум слово устарело). Можно копнуть глубже и обратиться к диалектическому значению слова «лобарь» — осётр. То есть окунь ищет осётра и никто не может ему в этом помочь. Хотя на самом деле ничего сложного тут, если разобраться, нет. Ну, забавно. А можно поискать здесь и сокрытое. То есть сопоставить «понятных» Окунева и Петрова и загадочных, с непонятной на первой взгляд сущностью, Лобаря и Камарова². Обычное безуспешно ищет сокрытое. В такой трактовке вновь отдельно оттеняется идиотизм рассказчика-«резонёра», который ничего этого, естественно не понимает. Он даже не знает, что слово «лобарь» склоняется, а уж тем более не догадывается о его сущности, а, следовательно, ничего не понимает в рассказанной им же истории.

Зато с миниатюрой «Два человека разговорились...» всё просто. Юмор обусловлен только тем, что диалог «заикающегося на гласных» и «заикающегося на гласных и на согласных» акустически напоминает звуки, издаваемые примусом («Когда они кончили говорить, стало очень приятно — будто потушили примус»).

«Три бабы лучше, чем одна, так же, как восемь рублей лучше, чем один рубль». Хоть подобных примеров до нас дошло мало, тем не менее это типичный хармсовский юмор. Фразу можно понимать в гуманитарном смысле (примерно как вариацию знаменитой сентенции про преимущества богатства и здоровья над бедностью и болезнью), а можно и забавно математически: деньги ценятся линейно, а бабы экспоненциально (8 = 2³, то есть каждый новый рубль улучшает положение на постоянную величину, а каждая новая баба — вдвое).

О юморе текста про «любителя природы» («<он дышит> ртом и раздувает живот...»), как и о достаточно нетривиальном контексте этого фрагмента, мы уже говорили. Осталось разобрать последнюю миниатюру, тем более она интересно устроена. А юмор в ней — особенный. Он в уточнениях. Первая часть: «У него был такой нос...». Странное начало повествования. Что же будет дальше? «...Такой нос, что хотелось ткнуть в него биллиардным кием». Вторая: «За забором долго бранились и плевались». И продолжение: «Слышно было, как кому то плюнули в рот». Уже видно, что части выстроены по одному принципу. И лишь только мы посмотрим на третью часть, как убедимся в нашей догадке: «Это идет процессия. Зачем эта процессия идет?». А вот зачем: «Она несёт вырванную у Пятипалова ноздрю. Ноздрю несут, чтобы зарыть в Летнем Саду». Во всех частях мы наблюдаем одно и тоже: зачины странны, но не безнадёжны; уточнения должны как будто бы снять оттенок нелепости, но в действительности нелепость только усиливается. Попытки уточнить картину только делают её не менее, а более абсурдной. В этом смысле это очередная «картина мира». Заключительная (четвёртая) часть: «Михайлов ходил по Летнему Саду, неся под мышкой гамак. Он долго искал, куда бы гамак повесить. Но всюду толкались неприятные сторожа. Михайлов передумал и сел на скамеечку. На скамеечке лежала забытая кем то газета». Странновато это и малоосмысленно. Традиционный бессмысленный «мир», полный «неприятных сторожей». Продолжение: «Лежала забытая кем то газета. Лежала забытая кем то газета. Михайлов садился на эту газету. И думать поспешал И думать поспешал». Рассказчик на уточнениях безнадёжно заговаривается, и всё вновь заканчивается как всегда. Пустота...

Примечания

1. Ср. с другим шуточным посланием (видимо, к Введенскому): «Дорогой Саша, в этом (я для краткости говорю просто в "этом", но подразумеваю "в этом письме") я буду...».

2. О Камарове и загадочных сокрытых «камарах» в «мире» см. наши рассуждения в «Удивить сторожа...».