6.2.3. Метафизический абсурд

Поскольку многие события в Старухе и в других текстах Хармса являются абсурдными, у читателя возникает ожидание подобных событий, что предоставляет возможность для Хармса играть этими ожиданиями. Например, когда в комнате у Сакердона Михайловича начинает щелкать (411), ожидается, что произойдет нечто странное. Когда же Сакердон Михайлович вдруг вскакивает и срывает занавеску, читатель может думать, как пишет Гибиан (Gibian 1971: 31—32), что Сакердон Михайлович сошел с ума. Однако немного позже оказывается, что действия Сакердона Михайловича совершенно рациональны: он использует занавеску как прихватку, чтобы снять с керосинки кастрюльку, в которую он забыл налить воды.

Как было сказано в разделе 2.2.3, в этом эпизоде метафорически выражено содержание просветления героя и в то же время в нем заключается глубинная идея Старухи: события в мире повести на первый взгляд кажутся совершенно случайными, но, когда их рассматривают с конца цепи событий, оказывается, что они развиваются по замыслу некоего божественного сценария. В этом сценарии все детали, персонажи и происшествия, которые по отдельности были бы абсурдны, соединены друг с другом божественной волей. Иначе говоря, мы имеем дело с метафизическим абсурдом, касающимся более фундаментальных вопросов, чем абсурдностей ежедневной жизни: речь идет о смысле бытия человека. Когда герой в конце повести обращается с молитвенными словами к вечному Богу, в этом можно видеть лишь очередную абсурдность. Однако именно данное событие можно считать ключом к пониманию всей повести в новом свете: оно позволяет заменить более оптимистической альтернативой тот безнадежный, подчеркивающий абсурдность жизни ответ, который первоначально Старуха дает на вопрос о смысле человеческого существования.

Мысль о существовании скрытого порядка за кажущимся абсурдным хаосом выражена еще яснее, чем в Старухе, в тексте Хармса 1937 года под заглавием «Связь»: в нем описываются отдельные события, а в конце рассказывается, что участники этих событий сидят в трамвае, не зная, что соединяет их между собой¹. В этом тексте рассказчик принимает божественную точку зрения. Если герой Старухи при просветлении понимает внутреннюю логику мира, то иначе дело обстоит с персонажами «Связи»: они не узнают о существующей между ними связи «до самой смерти» (Полет 1991: 502), и это говорит о том, что подобное знание находится за пределами возможностей человека². Однако выражение «до самой смерти» можно понять двояко: если после смерти нет ничего, то не будет и познания данной связи. Но данное выражение может означать и то, что именно при смерти люди узнают о вещах, которые до этого были доступны лишь с божественной точки зрения. В любом случае данная связь существует, и речь идет только о том, кому, когда и как доступно знание о ее существовании. Если смерть играет важную роль при возможном познании данной связи, то она также соединяет «Связь» со Старухой — ведь герой достигает высшего понимания сущности мира именно благодаря тому, что он должен следить за старухой, которая свободно пересекает границу между жизнью и смертью в обе стороны.

Примечания

1. Шукман также считает возможным подобную трактовку «Связи»: «Could it be that what seems like lack of coherence in life, or in narrative, is just the superficial appearance that conceals a deeper connection between all people and things? The question is raised but left open.» (Shukman 1989: 69.)

2. В «Связи» говорится о связи самых тривиальных вещей, для познания которой нет никакого принципиального препятствия. Скорее всего, знание о данной связи служит метафорой какой-то высшей формы знания, предметом которого является внутренняя структура действительности.